+7 (499) 182-03-47
Версия для слабовидящих

Ru

En

01.12.2006

Семейный портрет на фоне катаклизма

Новый драматический театр показал премьеру фантастической драмы М. Гиндина и В. Синакевича «Зверь» в постановке художественного руководителя Вячеслава Долгачева  и в сценографии Маргариты Демьяновой. Действие происходит «в будущем», после какой-то страшной, очевидно не природной, а рукотворной глобальной трагедии.
 
В последние годы Новый театр, регулярно проверяясь на классике, последовательно держит курс на современный качественный текст жизненно важного содержания. Может быть, именно из пиетета к хорошей литературе и произрастает художническое отношение Вячеслава Долгачева как к зрителю в зале, так и к персонажу на сцене — внимательное и уважительное, но без ложного пафоса и комплиментарности. В Новом театре никогда не окажешься на развлекательной пустышке, здесь идут «Профессионалы победы» А. Гельмана, «Старый дом» А. Казанцева, «12 разгневанных мужчин» Р. Роуза, «Пел соловей, сирень цвела…» А. Селина, «Настоящий Запад» С. Шепарда. В них тщательный анализ действительности увязан с серьезной попыткой осмысления путей её гармонизации, с верой в идеальное, в возможность нравственного воздействия на человеческую природу. А одна из лучших постановок «Время рожать» (по книге молодых российских прозаиков), имеющая жанровый подзаголовок «Портрет поколения в полете на фоне тоски по оседлости», являет собой целый спектр болевых, во многом запущенных проблем нашего дня.
 
«Зверь» логично вписался в этот репертуарный контекст. Более того: на сегодня, это, пожалуй, пик и вместе с тем «предварительный итог» в разработке современной темы в Новом театре. Отрадно, что глубокий и поистине зрелищный спектакль сделан на материале именно фантастики, добротной, рассчитанной на интеллект, хороший вкус, а не той, что пишется под «ужастик», детскую страшилку и беззастенчиво прилипает ко всем видам искусства. Именно эти ощущения от новейшей фантастики, выродившейся в фэнтэзи, были причиной, мягко говоря, большой настороженности при посещении, как оказалось, отличного спектакля «Зверь».
 
То, что речь пойдет о проблемах крупных, стало ясно уже из эффектной заставки к спектаклю с силуэтами бредущих спиной вперед согбенных фигур — этакая ожившая гравюра на библейские темы о тяжком уделе обреченных на вечные скитания. Не надо больших усилий, чтобы расшифровать смысл «эпиграфа»: человечество двигается вспять, мало того — вслепую! Что ж, заявка, как говорится, не из слабых, — дело за аргументами.
 
В сумрачном свете, подобно жутким призракам, возникают три гротескные, но уже более конкретные фигуры. Вроде бы люди, человеки, только абсолютно лысые, в невероятных одеждах и с какой-то дикой речью (подобных мы видели лет двадцать назад в знаменитом фильме К. Лопушанского «Письма мертвого человека», в котором действие шло на руинах атомной войны). Сразу и не понять, кто это, что это и где. Может, какие-то ряженые паясничают? Кто из них какого пола?.. Пациенты психиатрички? Обитатели свалки? Ведь само место, где начинают окапываться существа, напоминает именно старую свалку — ничего живого, ни травинки, ни кустика, ни намека на жилище, только слой пепла под ногами, ржавый металл да высоченная каменная плоскость с неземными бликами.
 
Работа художника Маргариты Демьяновой стоит отдельного разговора. Уголок гибнущей цивилизации создан ею средствами скупыми и точными. Сценографический образ спектакля красив и тревожен. Остатки искореженных автомобилей, торчащая из пепла черная, кажется, оплавленная то ли скульптура, то ли мумия когда-то живого человека, запечатлевшая собою самый момент глобальной «хиросимы»; таинственный образ ночи, восхитительные краски восхода и заката; наконец впечатляющий взрыв бомбы, коими, оказывается, просто нашпигованы недра обезлюдевших пространств. Условность, глобально-обобщенный смысл, найденные в сценографическом решении, «снижены», вернее уравновешены точной современной деталью, порой очень ироничной, что особенно видно по колоритным костюмам персонажей, смешно пародирующим свободу вкусов сегодняшней моды.
 
Оказывается, тройка лысых — это семья. Странные существа вздрагивают от каждого шороха, пронзительно вскрикивают, хватаются за дубину при виде собственной тени. Но не утратили ещё человеческой тяги к удобствам, комфорту. Имен у них нет, кличут друг друга — Отец, Мать, Дочь (потом появятся Зверь и Друг). То ли сами забыли имена, то ли авторские условия таковы — фантастика, словом. При полном свете под их зловещим и поначалу несколько отталкивающим обликом обнаруживаются вполне симпатичные homo sapiens. Мать и Дочь даже при лысых головах оказываются очень красивыми женщинами, а Отец — добрым, заботливым мужем и родителем. Что же касается проблемы лысых вообще, так теперь это вряд ли кого особо шокирует, даже почитается модным, а тут и дураку понятно — облысение от радиации. Но в данном случае это скорее уже некая мутация, намек на угрозу скорого вырождения.
 
По всему видно, Вячеслав Долгачев руководствовался четким, серьезным, должно быть, хорошо выношенным постановочным планом. Это читается по тщательной режиссерской прописи всего замысла. Сперва, естественно, дань понятию «антиутопия», то есть условностям и вещам типа «глобальность», «катаклизм», «кошмар зараженной планеты»… Втянув зрителя в жанр, позволяющий осуществлять любые режиссерские чудеса, постановщик почти незаметно «фокусирует» действие — переводит его в узкий регистр семьи, выстраивая идеологию спектакля не на демонстрации последствий, а на попытке понять причины случившегося. При этом очень важно, что режиссер не боится задать и себе, и залу конкретный вопрос: не уходят ли эти причины своими глубокими корнями в наше святая святых — в семью?..
 
Семья есть семья. Какая бы ни была, она сначала озабочена проблемами семейными, а потом уж и планетарными. Все трое ведут себя вполне узнаваемо: занимаются бытом, ссорятся, мирятся. А забот у лысого семейства, проводящего жизнь в первобытных скитаниях, хоть отбавляй. Отсутствие крыши над головой — раз; добывание еды примитивным способом, точнее дубиной, сделанной из насаженного на палку евроутюга, — два; защита от врагов — три. Мрачный, похожий на цыгана Отец (О. Бурыгин) от вечного страха за жену и дочь, кажется, нажил себе кучу всяких недугов и постоянно живет на грани нервного срыва. Суетливая Мать (И. Мануйлова) ходит в юбке из развевающихся мужских галстуков и в основном занята сглаживанием семейных конфликтов. А томная красавица Дочь (В. Давыдовская), по-туземному обвешанная побрякушками, пока что учится у мамаши разным женским премудростям. Семейные сцены проводятся актерами с подлинным блеском, узнаваемы и полны юмора. Они сопровождаются постоянными взрывами смеха и аплодисментами в зале.
 
Однако юмор юмором, а есть у родителей одна забота совсем не шуточная, а очень серьезная, даже возвышенная: найти повзрослевшей дочке, которая уже полна смутных желаний, друга мужского пола «для продолжения рода». Земля же от людей вообще пуста, а время идет неумолимо. Одиночество Дочери и перспектива бесследного исчезновения семьи иссушающим образом действует на сознание родителей. Когда-то какой-то «человек со стеклами на глазах» сказал Отцу и Матери, что Друга надо искать «за горами». Выясняется, что это все равно, что искать ветра в поле или иголку в стогу сена. Но ведь не может же такая важная проблема остаться затронутой, но нерешенной, тем более в фантастике.
 
Однажды Отец принес с охоты какого-то живого зверя с волосами, но о точно таких же четырех конечностях, как у них самих. Дочери Зверь очень понравился, она упросила отца не убивать его. Зверь (А. Курилов) оказался чудом сохранившимся добрым молодцом, смышленым в делах житейских, и покорил Дочь и Мать умом и обаянием. Дочь сразу учуяла в нем то, что они так долго и безнадежно ищут для нее, — друга, мужчину. Отец же не может признать в Звере человека, а между тем уже пошла история любви. Настоящей любви.
 
В. Давыдовская и А. Курилов великолепно проводят лирические сцены — эмоционально, нежно, с тонким юмором. Какое удивление, какой восторг испытывают Дочь и Зверь от «узнавания» в себе и друг в друге мужчины и женщины. Вообще все актерские работы в этом спектакле заслуживают самых высоких похвал. Характеры персонажей тщательно проработаны, и роли ведутся с огромной самоотдачей. Когда Зверь чуть ли не ценой собственной жизни спасает возлюбленную и её родителей от верной гибели, отняв у Отца бомбу, которую тот нашел и хотел употребить по хозяйству, казалось, никаких препятствий к брачному союзу влюбленных больше нет. Ну разве не ясно, что Зверь — это не зверь, а человек, тот самый «мужчина», к поискам которого свелся весь смысл существования семьи. А учесть, что тут ещё и любовь!.. Словом, будет на чем человечеству возрождаться! Кажется, готов хэппи энд. Очень эффектен взрыв в финале первого акта.
 
Семья в «Звере» спаянная, можно сказать, классическая. То есть абсолютно образцовая. Та самая, институт которой складывался тысячелетиями. Родители чадолюбивы, дети уважают предков. Все стоят на страже семейных ценностей. Там не в чести внутреннее инакомыслие, и ради дела там могут элементарно раздавить своего. И физически, и уж тем более нравственно. Примеров тьма классических.
 
Что-то мешает Отцу отдать Дочь за Зверя и принять его в семью. Может, простая отцовская ревность? Или боязнь поделиться властью, авторитетом? Что так мучает старика, готового вот-вот согласиться? Спектакль дает на это четкий ответ. Отец попросту не видит в Звере своего. Мало, что у того густые красивые волосы на голове, он ещё очень спокоен по натуре, раздражающе вежлив, терпим, умеет читать найденную книгу о человечестве, много помнит, знает и умеет. В Звере Отец не приемлет как раз то, чего нет и никогда не было в нем самом, — благородство, культуру, интеллигентность. И он готов на самые жесткие меры в отношении своего чада, которое покорено прежде всего духовностью Зверя. Можно, конечно, допустить, что глава семейства раньше не был таким примитивным, что повинна в этом мутация… мутация сознания. Но это уже не имеет никакого значения — перед нами классический вариант драмы социально-культурных противостояний.
 
Так что когда на горизонте, то бишь в норе вдруг обнаруживается симпатичный «человек со стеклами на глазах» и с лысой головой по имени Друг, Отец вздохнет с облегчением — свой. Вот какого на самом деле они с Матерью так долго ищут для Дочери, а не того… «с шерстью». Друг (Р. Бреев), в отличие от Зверя, нагловат и трусоват. Ну, с кем не бывает. Любит удобства, комфорт. Ничего не добывая, беспардонно объедает семью, уничтожая все запасы. И вообще, гребет под себя. Отожравшись и отоспавшись, требует «бабу», «двух баб», прямо при Отце кидается на женщин и тащит их в свое подземное убежище — старик еле отбивает жену и дочь. Гнать бы такого в шею и больше ничего. Но не такова логика маргинала папаши. Да, противен, да, хамоват, да, обращается с Дочерью как с тряпкой… но ведь свой же, свой, можно сказать, в доску.
 
Мать смиренно переживет трагедию Дочери, насильно отданной Отцом Другу. Никого, кроме возлюбленной, не тронет душевная травма Зверя, к тому же едва не забитого до смерти агрессивными зятем и тестем. В страшном гневе Зверь занесет бомбу над оскорбителями, но не суждено свершиться такому суду — надо оставаться Человеком.
 
Эпилог. Пополненная семья в ожидании нового пополнения: молодая жена вот-вот должна разрешиться от бремени. Кажется, авторитетом в семье стал Друг. Поэтому здесь все, как надо: бесконечные застолья и пещерные пляски под дикий визг. Однако ещё не все потеряно — Зверь жив. Конец антиутопии.