+7 (499) 182-03-47
Версия для слабовидящих

Ru

En

13.10.2011

Территория сна

Новый драматический, как известно, театр с отчасти ограниченным зрительским кругом. Причем эти ограничения никоим образом не связаны с театральной эстетикой и прочими вещами художественного свойства. Только лишь с географическим положением на карте Москвы — не каждый зритель добредет, про критиков вообще умолчим. И тем не менее здесь вот уже который год не наблюдается никаких репертуарных «скидок»: мол, заработаем на кассе и решим кое-какие из своих задач. Наоборот, афиша Нового драматического, возглавляемого Вячеславом Долгачевым, практически эксклюзивна и весьма качественна, что, во всяком случае, вызывает уважение.
 
Новый сезон здесь открылся спектаклем В.Долгачева по сценарию выдающегося шведского режиссера Ингмара Бергмана «Улыбки летней ночи», который нигде и никогда в России еще не попадал на театральную сцену. Был фильм самого Бергмана в начале 1950-х. Было желание Долгачева воплотить это в театре несколько лет назад, но проблема с авторскими правами тогда этот вопрос закрыла. Хотя у режиссера уже имелся опыт «сотрудничества» с Бергманом — мхатовский спектакль «После репетиции» с участием Сергея и Дарьи Юрских и Натальи Теняковой (кстати, тоже сделанный по киносценарию). Сегодня, когда с правами все более или менее прояснилось, сразу несколько столичных театров заявили о своем обращении к Бергману (например, «Современник»). Но «Улыбки летней ночи» будут представлены только в Новом драматическом. 
 
А дальше стоит, пожалуй, поговорить о двух кардинальных вещах из сферы искусства — форме и содержании. Естественно, не делая каких-либо глобальных выводов, к которым не прибегает и сам театр. Но между тем эти проблемы вполне конкретно решались в рамках отдельного спектакля. Что до содержания, то сейчас, кажется, в современном российском театре определенным образом ценятся (последнее слово можно взять в кавычки) либо актуальные режиссерские высказывания на «темы дня», либо развлекательность, доведенная до апофеоза. Зритель находится для обеих концепций, но это зритель, так сказать, экстремальный, существующий на полюсах «продвинутости» и «отстоя». История же Бергмана — для обычного человека, который, естественно, видит в театре некое отдохновение, но при этом желает зрелища достойного. 
 
В «Улыбках» Бергмана замечательным образом смешались истории разных семей, разных социальных слоев, синтезировались приметы быта и откровенная фантазия, жизнь и театральные о ней представления. Недаром же все это сочинялось с оглядкой на шекспировский «Сон в летнюю ночь». Любовь, измена, заблуждение, исправление ошибок — все это изящно упаковано в романтическую и психологическую оболочку. Тут нет никакой «социальности», только перемены чувств и отношений вне времени и пространства. И это, надо сказать, поначалу даже настораживает, все ждешь, когда же начнется некая «актуальность» в рамках вышеназванного мейнстрима. И, слава богу, не дожидаешься. Фантазийная человеческая история, ни в чем не укорененная, кроме людских эмоций и переживаний, постепенно затягивает в свое нутро, запросто преодолевая первоначальное сопротивление. Что ни говори и как к этому ни относись, а вот этот внутренний мир все-таки «ближе к телу», чем все беспрерывно случающиеся катаклизмы. 
 
А вот с формой режиссер В.Долгачев и художник Маргарита Демьянова (а вслед за ними и актеры) явно экспериментировали. Все-таки киносценарий — это вам не театральная пьеса с ее давным-давно сложившимися канонами, в которых так привычно и удобно существовать всем, от актеров до зрителей. Здесь этих канонов нет, зато есть одномоментность и незаконченность эпизодов, то плавно перетекающих друг в друга, то друг с другом словно бы спорящих. Есть неопределенность места действия, к тому же постоянно меняющегося. Режиссер и художник, естественно, начинают искать новый синтез кино и театра, их манер и приемов. Это, кстати, тоже часть мейнстрима, совсем недавно в польской программе «Золотой Маски» режиссер Г. Яжина показал свои опыты в спектакле «Теорема» по сценарию и фильму Пазолини. Поищи, найдешь и другие примеры. Не для сравнений, Боже сохрани, просто для констатации факта. 
 
В спектакле В.Долгачева театр словно бы является хозяином, а кино — гостем, пришедшим не с пустыми руками. Режиссер с художником и само действие переносят в некое подобие театра, обозначенное лишь намеками. Слева — фрагмент зрительской ложи, сверху — часть бордового занавеса, интерьеры написаны на холсте и в нужный момент просто спускаются сверху, придавая действию чуть пародийный акцент. А вокруг — придуманные режиссером «люди театра», одетые в черную униформу: выносят реквизит, ставят свет, наблюдают за персонажами и т. д. Эти театральные условности замечательно накладываются на кинематографическую структуру текста и все уравновешивают. 
 
Да и персонажи получившегося спектакля явно тоже «люди театра». С гротеском, намеренными эмоциональными «перехлестами», порой эксцентрическим поведением. Комедианты, в общем. Вот незадачливый адвокат Эгерман (Олег Бурыгин), забавно напоминающий Чарли Чаплина. А вот его сынок Хенрик (Евгений Рубин), сочиняющий новое амплуа «комического неврастеника». Вот офицер Малькольм (Андрей Курилов), передающий приветы грибоедовскому Скалозубу и киношным «воякам». Вот роскошная актриса Дезире (Ирина Мануйлова), становящаяся невольным центром этого спектакля из-за яркости характера и актерского темперамента. Ее мать фру Армфельд (Татьяна Кольцова-Гилинова) — блистательный эпизод, достойный главной роли. Мятущаяся молоденькая Анна (Анастасия Безбородова), жена адвоката, порой демонстрирующая нам, как играли в немом кино. Чудная «простонародная» парочка — горничная Петра (Ольга Беляева) и кучер Фрид (Антон Морозов), — заставляющая вспомнить определенные моменты шекспировского «Сна». 
 
Здесь и само действие с его интригами на время переносится на территорию «сна», с его полумраком, угадывающимися тенями деревьев, легким туманом заката-рассвета и «атмосферной» музыкой Вадима Бибергана. Здесь даже и не знаешь, что в конце концов победило — форма или содержание. Или просто все это гармонично уравновесилось. Конечно, в подобных условиях хотелось бы иногда большей актерской свободы и раскрепощенности, еще нескольких уверенных шагов от «быта» в сторону комедиантства, чтобы именно сценическая легкость стала доминирующей. Но этот эксперимент явно еще не закончен, как, впрочем, и должно быть с любым экспериментом, который не готов превратиться в штамп.