Парни что надо

 

Чуть раньше спектакля Нового драматического, премьера которого состоялась в октябре, «Века Луны» сыграли на офф-Бродвее в Нью-Йорке, в «Аtlantic theater company». Шепард в восторге от этого спектакля, в котором задействованы ирландские актеры. До Москвы он не добрался. Сегодня театру организовать приезд драматурга, да еще такого уровня — недостижимая мечта.

 

«Века Луны» — пьеса для двоих мужчин, которым лет по 65. На протяжении почти двух часов, что идет спектакль, они не уходят со сцены и все время говорят. Никого больше рядом с ними нет, и не будет. Они находятся в загородном доме, выстроенном в стиле кантри сценографом Маргаритой Демьяновой: типично американская фактура, при этом какая-то намеренно бесцветная, но располагающая к созерцанию. Только в финале на нее спроецируются буквы, и это будет очень эффектно. Пожилые герои, хотя это определение не вполне совместимо с ними, и уж тем более, они не старики, скорее джентльмены, ведут дурацкие разговоры про каких-то телок (в их-то возрасте!). Из-за такой, имени которой уже и не вспомнить, всполошилась жена одного из них, когда обнаружила у мужа компрометирующую записку. Вот он теперь и торчит один на ранчо. Ситуация нелепая, даже неприятно слышать от господ столь почтенного возраста, и не каких-нибудь там оборванцев, подобную ерунду о сексуальности женщин на велосипедах. Но на этом все построено, а герои пьют себе бурбон, вспоминают прошлое, какие-то детали, ничем не примечательные для постороннего, но существенные для них.

 

Происходит это как-то уж очень нервно. Что-то за всем этим стоит, за кажущейся безделицей слов. Вот только что, сразу не раскусить. И в этом особенность Шепарда. По сути, идет некое предварительное подведение жизненных итогов, хотя никто умирать не собирается. Сэм Шепард и сам был когда-то актером, и сейчас продолжает сниматься. Были в его фильмографии картины «Парни что надо» и «Дневник памяти». Вот что-то подобное подходит и для определения происходящего в «Веках Луны».

 

Роль Эймса, который и обитает в этом богом забытом доме, сыграл один из самых одаренных артистов Нового драматического Анатолий Сутягин. У него потрясающе интересное и выразительное лицо, отчасти напоминающее автора пьесы. Куда только смотрят наши кинематографисты? Они просто не добираются так далеко, аж до Лосиного острова, где расположен Новый театр, ставший заложником своего местоположения.

 

Обычно нелепо выглядят наши артисты, пытающиеся изображать на сцене иностранцев. Особенно бывает смешон российский вариант французского общества. Гораздо больше удаются английские пьесы. А вот Анатолий Сутягин потянул американца, не только на уровне поведения, жестов, но само его лицо, типологическая природа оказались подходящими для этой роли. Он и прожил ее надрывно, нервно. Иногда, правда, кажется, что так близкие люди друг с другом все-таки не могут разговаривать. Нельзя же все время огрызаться, дерзить, постоянно держать собеседника в напряжении. И главное — непонятно во имя чего. Зачем вообще в таком случае встречаться. Но именно такую линию поведения диктует неспокойная драматургия Шепарда, и видимо, на это нацеливал актеров Вячеслав Долгачев. Александр Курский сыграл Байрона, эдакую палочку-выручалочку, по первому зову явившуюся в это захолустье, чтобы спасать друга юности. Когда близкий человек звонит и просит немедленно приехать, иначе он готов на все, вплоть до самоубийства, тут уж сложно сделать неправильный выбор. Байрон — полная противоположность Эймсу, что нормально, именно такие люди и сходятся, словно дополняя недостающее в себе и другом человеке, который зовется другом. Байрон не такой импульсивный, вернее совсем не импульсивный, он нетороплив и основателен. Но оба они одиноки, и фактически ничего друг о друге не знают, поскольку не виделись два года. А за это время произошло слишком многое в жизни Байрона, на фоне этих событий переживания Эймса ничтожны. Но в том-то и дело, что он об этом не догадывается. Градус беседы постепенно повышается, взаимные уколы создают нервозную обстановку, дело доходит до потасовки. Того гляди в ход пойдет двустволка. В сущности, происходящее смехотворно, и зритель веселится, глядя на выживших из ума стариков. А потом опять речь зайдет о девушке в платье в горошек, наступит момент раскаяния.

 

Резкая боль в груди Байрона, вызванная на наших глазах пережитым стрессом и недавними драматическими событиями в его жизни, изменит ситуацию, но ненадолго. Эймс неисправим. Он будет пить и подливать другу, каяться и снова обижать, вести разговоры про молодую и старую Луну. А потом вдруг всплывет история про покойную жену Байрона, но это только к финалу, и мы узнаем о странном его прощании с ней. В последнее время это как наваждение — сюжеты о мертвых любимых, которых куда-то несут, и их тела становится неким фетишем. Особенно преуспел по этой части мировой кинематограф. Актеры на сцене и должны всю эту странность донести до зрителя — и бред, и страх, и трагизм жизни — не иначе, как путем самосжигания. Иных вариантов тут нет. Вы бы видели, в каком состоянии актеры выходят на поклоны после окончания «Веков Луны», какие они обескровленные и обесточенные. Неимоверных сил стоит им спектакль. Это все равно, что сыграть монопьесу, где нагрузка невероятна. И тут мини-монологам нет конца, из них выстраивается странный диалог. Наверняка, каждый из актеров играл что-то и про себя, как и режиссер ставил про что-то личное, и дело тут не в буквальности событий. Зритель же считывал информацию и эмоции сообразно особенностям восприятия и порогу собственной душевной оголенности.